– Если повезёт, то проведу ещё одну дурочку мимо казармы Стального Легиона, – подумал Корнелий, вскарабкавшись на дерево.

То, что так насторожило Корнелия, были брехливые собаки в Белорусском лесу. Это можно было принять за прочёсывание леса с применением служебных собак, если бы не одно «но». А «но» это было в наступающих сумерках. Бегать по ночному лесу, мало того, что бесполезно, так ещё и опасно, поскольку острые сучки были пострашнее пуль партизан.

Ещё одним моментом были голоса собак. Служебные собаки были сильными и голоса у них были уверенные и басовитые. А так обычно брехали деревенские псы, когда им что-то померещилось. Но деревенским брехунам в вечернем лесу делать было нечего. А брехали в лесу охотничьи собаки. Но брехали не от испуга, а от переизбытка эмоций, ну и в благодарность за то, что добрые хозяева взяли их с собой на лоно природы.

Перебравшись на другое дерево, Корнелий начал наблюдать за разбитым посреди леса Охотничьим лагерем. На кого прикатили поохотиться немецкие офицеры, догадаться было нетрудно. Многочисленные свидетели и медвежьи следы сказали немцам, что в этой части Белорусского леса поселился медведь.

Что немецкие офицеры даже не поняли на кого они собрались охотиться, они были не виноваты. Даже в той же Восточной Пруссии, где было большое количество болотистых мест, были отстрелены все волки. А про медведей и говорить было нечего. Если кого немцы и оставили, так это оленей, на которых охотились Прусские аристократы.

Но олень был мирным животным, который предпочитал позорное бегство героической смерти. Поэтому так приятно было стрелять в травоядного оленя. А волк и медведь были опасными животными, которые тоже охотились на оленей.

К этому ещё нужно добавить, что медведь был животным-одиночкой, что заставляло его быть очень осторожным. А свора брехливых собак заставили бы медведя бежать из этого леса. И это ещё без учёта партизанского отряда, который считал этот лес своей вотчиной.

Вот это Корнелия и напрягло. Немцы отнюдь были не дураками. И хоть они не умели охотиться на медведей, поскольку не знали такого зверя, но на людей умели охотиться хорошо. Поэтому медведь был лишь повод, чтобы посадить в лесу приманку в виде одетых в немецкую форму полицаев и своры брехливых собак.

Что бегающие по лагерю солдаты – русские, было хорошо слышно. Маты и обороты речи, свойственные только тем, кто думал на русском языке, невозможно было подделать. И это были именно ряженые в немецкую форму русские, а не полицаи или хиви. И даже у военнослужащих Российской Освободительной Армии была своя форма и знаки различия.

Хотя если эти ряженые солдаты были приманкой для партизан, то где-то поблизости должны были притаиться Немецкие егеря, а в посёлке и на железнодорожной станции дежурили Тревожные группы, которые должны были выдвинуться в лес, когда поступит сигнал о нападении на липовый лагерь.

Когда из палатки вылезли два бледных типа, Корнелий окончательно встал в тупик. Корнелий не был парнем из провинции. Корнелий был из Высшего общества Империи Росс и в детстве не только грел уши, но и лично общался с такими вояками как генерал Розенберг.

Этот генерал и поведал Корнелию разницу между русским и немецким тыловиком. Разница была в том, что Русский тыловик начинал службу на складе в звании прапорщика, и со временем дослуживался до полковника или даже генерала. Но при этом, даже став генералом, оставался всё тем же вороватым прапорщиком и тыловой крысой.

Немецкий тыловик начинал с боевых частей и юнкерских курсов. И пусть среди немецких тыловиков хватало своих прапорщиков, но они так и оставались прапорщиками. А командовали этими немецкими прапорщиками бывшие боевые офицеры, знающие как пахнут солдатские портянки. Поэтому Немецкие тыловики, даже в пожилом возрасте, сохраняли лоск и выправку кадровых военных. А также знали, что такое офицерская честь и куда побегут голодные солдаты, если дать власть вороватым прапорщикам.

Такая модель ротации кадров была создана Прусскими императорами. И пусть после прихода к власти бывшего ефрейтора немецкими солдатами начали командовать типичные бюргеры, но Прусские аристократы продолжили держаться старых традиций. И не только в отношении к своим подчинённым, но и в отношении к чужим солдатам, которые предпочли смерть почётному плену.

И вот сейчас по лагерю бродили два пожилых аристократа и отдавали приказы не напрямую, а через лощёных офицеров связи. Именно по такому принципу отдавали приказ в немецкой армии. И никакого панибратства, как это было в русской армии, где даже генералиссимус Суворов вступал в диалог с простыми солдатами и просил их порадеть в интересах Отечества.

Кто-то скажет, что без дисциплины нет армии. И это будет правильно, но пока эта армия кадровая. А когда в окопах появляются пожилые резервисты, которые по жизненному опыту уже были ровней генералам. Тогда немецкий офицер, разговаривая с отцом семейства через губу, терял авторитет, а русский офицер говорил: «Отцы, надо».

Поэтому немецкая кадровая армия, оставшаяся под Москвой и Сталинградом, знала как воевать из-под палки, а тот кто их заменил в окопах, был лишён юношеского максимализма и чаще бежал в тыл, чем шёл на русские пулемёты.

И теперь перед Корнелия была дилемма. Что это аристократы и кадровые военные, было видно и по походке, и по осанке. И ещё много чего говорило о том, что два Прусских аристократа решили поохотиться на Русского медведя. А брехливые собаки, русскоязычные слуги и наплевательское отношение на то, что это партизанский лес, исходило из того, что эти два генерала воевали где угодно, но только не в России.

Вернее сказать, эти два немца попросту не знали ничего ни про русских, ни про Россию, поскольку не считали русских достойными противниками, как все типичные европейцы, для которых за Днепром нет и не может быть развитой цивилизации.

От размышлений Корнелия отвлекла особо брехливая сучка, которая унюхала сидящего на дереве кота. Но Корнелия уже не удивила собака, которую затачивали под охоту на летающую дичь. Именно при охоте на перепелов и уток нужна была собака с хорошо развитым верхним чутьём и хорошим слухом.

А при охоте на медведя, мало того, что нужна была собака умеющая работать по следу, но ещё не боящаяся вступать в схватку с медведем. А когда Корнелий ради прикола сделал ложный выпад, брехливая собака с громким визгом убежала к палаткам, выдав этим свою крайнюю степень диванной залежалости.

Но брехливая собака привлекла внимание ряженых солдат, которые начали выглядать, кого там обнаружила собака. Первой идеей Корнелия была пробежка по лагерю в теле медведя, а потом тотальный грабёж самого лагеря. Но Корнелий, посмотрев на немецких генералов, пришёл к выводу, что это очень хороший товар, за который можно обзавестись нужными связями в Новой Швабии. Но Корнелию эти связи были нужны не для обогащения, а для союзников в карманном мире семьи Романовых.

– Повеселимся, бля, – ехидно подумал Корнелий, окинув взглядом лагерь. – Заодно и барахлом затаримся.

Посмотрев на двух русских, ряженых в немецкую форму, Корнелий спрыгнул с дерева и вцепился когтями в рожу одного из толстяков.

Есть такая профессия

Вернувшись на Вещевой склад в теле Призрачного кота, Корнелий навострил уши. Явно кто-то ругался. Но ругался кто-то один, и не с Фацелией, поскольку не было слышно её змеиного шипения. Запрыгнув на барную стойку, Корнелий понял почему не слышно второго голоса.

Ругался полицейский чин, который требовал вызвать начальника Вещевого склада, а сержант Илья Кислых пытался склонить сотрудника полиции к нарушению закона. Причём это была не взятка, а предложение разграбить Вещевой склад силами полицейского спецназа.

Послушав, как Иуда пытается выдавить свой гешефт, Корнелий, мяукнув, послал сигнал:

– Проблемы?

Илья, приняв Корнелия за Тимофеича, тут же запел про то, что он тут мужественно охраняет склад от мародеров, считающих себя стражами закона. А полицейский чин, зная кому Тимофеич приходится приёмным сыном, начал оправдываться и плакаться, что